А.Нуйкин

Посвящение в рыцари. Продолжение

 

Управляет той страной Совет Мудрейших, в котором каждый если не академик, то писатель, если не писатель, то просто душевный человек. Возглавляет Совет самый ученый и самый душевный. И самый заботливый. Настолько, что ест раз в три дня, спит одну ночь в неделю, все голову ломает, как ему жизнь своих подданных еще радостнее, еще беззаботнее сделать.

  Говоря об этом правителе, Карлик переходил на почтительный шепот и весь светился от восторга.

  - Он такой простой, такой доступный, что любой бедняк, самый оборванный и голодный, может в любой момент прийти к нему в гости...

  - Погоди, погоди, Эдик! Откуда же в такой стране может взяться бедняк? - смеюсь я.

  - В стране, разумеется, бедных нет, но... туристы... понимаете?.. Так вот, правитель тотчас просит их заходить в его маленькую гостиную, где он и спит на простой кровати без всяких сеток и пружин, укрываясь своей верной солдатской шинелью. Угощает чаем, выслушивает просьбы, записывает критические замечания, советуется по государственным вопросам... На улице он обычно гуляет, окруженный толпой детворы. Они доверяют ему сердечные тайны, жалуются, если их незаслуженно высекли...

  - Вот тебе раз! Разве в столь просвещенном государстве сохраняется такой средневековый пережиток, как телесные наказания?

  - Категорически запрещены. И если изредка случаются, то исключительно по просьбе самих детей.

  - Чего же они тогда жалуются?

  - Дети, что с них возьмешь! Сами попросят, а потом обижаются.

  - Ну, а кто же там все это делает - кинозалы, дискотеки и все прочее, если никто не работает? - не унимался я в поисках противоречий.

  - Наука. В их академии такие головы, такие изобретатели, сколько всяких роботов они придумали, столько всякой кибернетики...

  Много вечеров подряд расписывал мне Карла прелести этого фантастического государства, пока я однажды не вздохнул опрометчиво насчет того, что интересно было бы его наяву увидеть.

  Видели бы вы, как оживился Карла, будто именно этих слов и ожидал.

  - Хоть завтра! Сочту за честь...

  - Что "завтра"? - не понял я. - В Государстве Розовых Грез хоть завтра могу оказаться?

  - Отправиться можете хоть завтра. А добраться до него - пара пустяков.

  - Да ты что, Карла! Всерьез? Нет уж. Зачем мне? Меда я не ел, что ли? И вообще...

  Карла вел свою линию неутомимо - убеждал, упрашивал, соблазнял веселыми приключениями, романтикой неведомых стран, пылью уходящих за горизонт дорог... Я слушал про все про это с удовольствием, но уходить из дома не торопился. Постепенно Карла начал раздражаться, даже сердиться.

  - Когда я вам рассказываю о Государстве Розовых Грез, вы насмехаетесь.  Трусим мы правде в глаза взглянуть, вот и придумываем утешительные сказочки. Спросите у этого вашего свихнувшегося на науке, откуда берется солнечный свет и имеют ли к нему хоть какое-то отношение души усопших друзей и букашек?

  Я спросил.

  - До последнего времени в науке господствовала теория, согласно которой солнечное излучение образуется в ходе термоядерных процессов, - ответил Научный Мальчик. - Сейчас на этот счет возникли некоторые сомнения. Тем не менее думается, что сознание букашек к солнечному теплу действительно никакого отношения иметь не может. Впрочем, в мире психических явлений еще много загадочного и неизученного.

  - Ага! - торжествующе сказал я.

  - Но думается, - продолжал Научный Мальчик, - ваш папа вовсе не претендовал в данном случае на научную гипотезу. Его версия имеет более поэтический, нежели космогонический характер. Поэтический же образ логического аналога не имеет, он многозначен, ассоциативен и неисчерпаем, то есть с точки зрения строгой науки безсмыслен.

  - Ага! - сказал Карла.

  Несколько дней после нашего спора Карла упорно и хмуро о чем-то размышлял. Потом снова оживился, повеселел. И однажды подсел к моему столу с таким вот разговором:

  - Вот вы верите, что добрые чувства и всякие там порывы души могут воспарять над землей...

  - Ну и что? - отвечаю с вызовом.

  - Да нет, ничего. Я только хотел сказать: очень это непростое дело - преодолевать земное притяжение. Очень. Помните, вы с мамой читали вслух про мальчишку-бродяжку, который путешествовал с планеты на планету? Еще его летчик где-то в пустыне встретил...

  - Конечно, помню, это про Маленького принца книжка. Вот тебе, кстати, пример преодоления земного притяжения. Когда змея ужалила принца, он оторвался от земли и улетел.

  - Если бы! Летчику только показалось, будто мальчишка улетел. У земли притяжение посильнее, чем у его пустяковой планетки - обратно упал горе-путешественник. Подсказали ему какие-то мудрецы: если найдешь самую громадную и самую ядовитую змею - может быть, улетишь с земли. Может быть.

Вот и пошел дурачок искать себе неприятностей. Приходит к хозяину самого большого зверинца и просит: будьте ласковы - впустите, пожалуйста, умоляю

вас, в клетку с самой большой, самой ядовитой змеей. Очень мне нужно, чтобы она меня укусила. Хозяин удивляется: что такое, зачем такое? Принц начал ему про свою розу рассказывать, какая она нежная да одинокая. Хозяин видит: забавный мальчишка. Большие можно деньги на нем заработать.

  - Конечно, конечно, - говорит. - Сейчас мы тебя к очень расчудесной змее отведем.

  А сам мигает помощнику. И представьте себе: на другой день город уже был залеплен афишами: "Только в нашем зверинце! Единственный экземпляр!! Пришелец из космоса!!! Говорящее человекоподобное насекомое!!!" Сейчас в том зверинце никто не подходит к клеткам крокодилов, обезьян и носорога - все рвутся к клетке принца. Хозяин в том ящике (помните, который летчик нарисовал для барашка?) устроил для принца жилище. А ящик на стол поместил - ходи вокруг и смотри. Начнет принц про одинокую розу рассказывать или спасти его умолять - публика животы надрывает. Три миллиона, говорят, хозяин на этом деле уже заработал, четвертый вот-вот наберется. Так-то вот.

  - Врешь ты все, Карла! - крикнул я. - Если бы Маленький принц не улетел, летчик его не бросил бы, он бы...

  - Если бы! Принц-то не сразу обратно на землю упал. Он все же ведь взлетал и довольно высоко, так что оказывался совсем в другом месте. В соответствии с законами механики, увы.

  Я представил себе гордого Маленького принца в тесном ящике для барашка, принца, умоляющего толпу отпустить его домой, где без воды и добрых слов погибает его роза. Представил, как хозяин зверинца, ухмыляясь, пересчитывает по вечерам груды грязных ассигнаций, и чуть не заплакал от бессилия.

  - Жизнь - это одно, а книжки - другое, - вздохнул Карла. - Вот вы в своих разговорах на диване так горячо клянетесь, что все за одного, один за всех, что слабых надо защищать, за обиженных заступаться, что нельзя сидеть сложа руки, когда в мире торжествует зло... Но ведь не торопитесь же спасать принца, узнав, что он в беде. Почему? А потому, что это обременительно, даже опасно. И мама вас не пустит. И с мягким диваном не хочется расставаться... Я вас не осуждаю, нет. Правильно вы поступаете. Какое нам дело до бедного мальчугана? Он искал приключений и получил их.

  Чего ради мы должны из-за его глупости иметь неприятности?.. Все верно.

Только нечего при этом друг другу мозги засорять болтовней о братстве да рыцарстве. Каждый для себя живет, о себе заботится.

  - А где этот твой зверинец находится? - спросил я.

  - Уж не хотите ли вы всерьез освобождать того бедняжку? Не советую. У хозяина зверинца, боюсь, и для такого рыцаря, как вы, клетка найдется.

  - Не твоя забота, - холодно ответил я. - Где этот зверинец? Я спрашиваю!

- Извините, я совсем не хотел вас обидеть, это я просто за принца расстраиваюсь... А зверинец... Он не очень далеко. Я сам в нем не раз бывал... Так что если хотите... Но нет! Вам же нельзя! Мама расстроится, и вообще...

  - Не твоя забота! - повторил я свирепо.

 

Я покидаю дом

 

  Утром я рассказал все маме с папои.

  Мама плакала. Мне было ее очень жаль, но ведь она все-таки остается тут с папой, а Маленький принц где-то среди чужих безжалостных людей совсем один. И потом, если каждый будет всегда держаться за юбку матери, то кто же отстоит в этом мире Справедливость?.. Я стал собираться в дорогу.

  Почти до утра я не мог уснуть и слышал, как из папиного кабинета раздавались взволнованные голоса.

  Утром папа сказал:

  - Мама согласна. Иди. Мне тоже тревожно, но пойти с тобой я не могу. Сам знаешь, мы сейчас бьемся над тем, как дым из заводских труб сделать безвредным. Это очень важно. Но и одному тебе идти не стоит. Подумай, кого можешь взять с собой?

  После папиных слов я вдруг почувствовал себя маленьким и беззащитным. Наверное, я все-таки надеялся, что меня не отпустят. Я бы, конечно, сердился, обижался, но совесть была бы спокойна - не пустили, что поделаешь? И вот все зависит только от меня самого. И отказаться невозможно, и уходить из дома страшно!

  - Я возьму с собой Научного Мальчика, - стараясь выглядеть спокойным, сказал я.

  - Правильно! Трезвость и расчетливость в дороге не повредят. Кого еще?

  - Может, Задиру? Он ничего не боится, и бабушка его отпустит.

 

Приключения начинаются

 

  Дорога весело петляла мимо рощиц, сел, полей, а мне было грустно. Последнюю ночь перед походом мама не спала, и глаза у нее при прощании были совсем измученные.

  - Иди, - говорила мама. - Что ж, раз надо... Ты знаешь, Олешек, я не обманываю... Я всегда мечтала, чтобы ты вырос рыцарем, мужчиной, но я не знала, что это так тяжело. И все-таки будь рыцарем, будь мужчиной - защищай слабых, только не стесняйся, пожалуйста, когда очень трудно, попросить помощи у других. И совета. Что справедливо, что несправедливо – иногда сразу и не поймешь. Ты давно мечтал о дедушкиной сабле - возьми ее. Это честная сабля, дедушка ни разу не вынимал ее из ножен ради неправого дела. Пусть будет защитой, но лучше если бы она тебе не понадобилась!..

  Папа шутил что-то насчет юного Дон Кихота, но и у него глаза были печальные, даже растерянные.

  Научный Мальчик вышагивал по дороге молча - наверное, обдумывал какую-нибудь теоретическую проблему. Карла внимательно озирал окрестности из моего рюкзака. Лишь Задира радовался и шумел за четверых. Он то бесшумно подкрадывался к кому-то, спрятавшемуся за бугром, то с боевым кличем устремлялся в гущу придорожных кустов, направо и налево нанося удары боевым томагавком (честно говоря, это был простой туристский топорик, но действительно хорошо наточенный).

  - С кем это ты сражаешься? - без особого интереса спросил я.

  - Учителя, - лаконично пояснил Задира. - За каждым кустом по учителю. Пятеро уже отправились отращивать себе новые скальпы. Остались самые опасные: математик, физрук и врачиха со шприцем. Но живым они меня не возьмут.

  - Видимо, на уроках математики у нас бывали отдельные неприятности? - иронично улыбнулся Научный Мальчик.

  Задира не обратил на него ни малейшего внимания.

Я остановился в растерянности. Навстречу нам по дороге, пыля огромными сапогами и распушив по ветру длинную седую бороду, мчался великан. В руке он сжимал широкополую шляпу, которой все время целился перед собой на дорогу. Приглядевшись внимательней, я увидел, что там, в пыли, зигзагами мечется какое-то маленькое пестрое существо. Наконец великан настиг беглеца и рухнул на землю, накрыв его шляпой. Но нет, добыча пискнула и, увернувшись, снова запрыгала по дороге. Великан с рычанием тяжело поднялся с земли и, размазывая по лицу грязь и пот, грузными прыжками устремился вслед.

  И тут я узнал их. Это были всем известные доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас и Буратино. Неужели нам суждено было присутствовать при развязке затянувшейся героической войны крохотного деревянного малыша со свирепым кукольным тираном?! Вот Карабас снова нагнал Буратино, прицелился и... на этот раз не промахнулся. Прижатая к дорожной пыли шляпа беспомощно затрепыхалась.

  - Ага! Попалась, паршивая деревяшка! Теперь-то уж я с тобой разделаюсь! - взревел торжествующе Карабас, сопя и отдуваясь. - Я тебя!..

  Истязатель кукол замахнулся волосатым кулачищем с добрый арбуз величиной.

   Я зажмурился от ужаса. В этот миг раздался тонкий жалобный вопль. Затем другой, еще более: тонкий и отчаянный.

  - Все! Прощай, малыш, прощай, Буратино! - подумал я горестно и открыл глаза.

  Карабас Барабас сидел в дорожной пыли, зажав руками левый глаз. На лбу его буквально на глазах росла и наливалась синевой огромная шишка. Перед Карабасом, целясь в него из рогатки, стоял Задира, а возле шляпы

покатывался от хохота живехонький Буратино. Только тут я сообразил броситься на помощь своему оруженосцу, схватив какой-то прут, валявшийся возле дороги.

  Я думал, что главная драка впереди, но хозяин кукольного театра жалобно протянул мне навстречу волосатую лапищу: "Запретите ему! Пусть уберет рогатку!.. Это же чистый терроризм! Я буду жаловаться!"

  Похоже, что Задира опешил не меньше, чем я. Даже камушек из рогатки выронил.

  - Смотрите, что сделал со мной ваш бандит! - глотая слезы, продолжал жаловаться Барабас. Из-под руки его выглянул заплывший фиолетовым подтеком глаз. - Будете свидетелем... Я этого так не оставлю.

  - А чего ты маленьких обижаешь? - растерянно ответил Задира. - Я же сам видел, как ты на него налетел...

  - Старый дурак! Старый дурак! Так и надо, так и надо! - плясал у дороги, высовывая язык и корча рожи, деревянный мальчишка.

  - Что? - взревел Карабас. - Да я тебя...

  - Стой! Ни с места! - крикнул Задира, быстро закладывая в рогатку новый снаряд.

  Карабас испуганно закрыл лицо руками.

  - Вот! Слышите, как он разговаривает со старшими! Сколько же еще я должен все это сносить, скажите мне? Неужели как руководитель коллектива и наконец как педагог, я не могу вздуть этого бездельника? Ведь он буквально разваливает театр, на создание которого я угробил все свои средства и лучшие годы жизни? Неужели в этом мире совсем нет ни правды, ни справедливости?!

  - Карабас Барабас взывает к справедливости, ха-ха, - неуверенно поиронизировал Задира.

  - Понятно! - воскликнул Карабас. - Вы тоже начитались этой книги про золотой ключик! Были, не скрою, с моей стороны в свое время допущены ошибки, даже, может быть, злоупотребления, но столько воды с тех пор утекло! Как все изменилось! Однако про это уже никто не хочет даже слушать. С вами вот тоже, я вижу, бесполезно разговаривать. Не видя меня и разу, вы убеждены, что я злодей и людоед, а этот хулиган, для которого нет ничего святого, - герой: еще бы, он так остроумно приклеил к сосне бороду старого Карабаса! Ха-ха-ха! И никто, никто не хочет выслушать другую

сторону, разобраться, а как же все было и есть на самом деле. Уже сколько лет, молодые люди, я тщетно взываю: если я действительно такой злодей, судите меня! По крайней мере это заставит вас выслушать старого, больного Карабаса. Но от меня все шарахаются, и только. Разве я виноват, что вам всем не нравится моя внешность?

 

- Господа мальчики, - продолжал Буратино. - Если бы вы знали, какое преступление этот ужасный человек только что совершил на моих глазах, вы бы не стали мешкать с выстрелом. Вам, конечно, хорошо известно имя девочки с голубыми волосами, имя... - тут Буратино зарыдал в голос, - имя незабвенной нашей Мальвины... Так вот, ее уже больше нет в живых!.. Вся вина кроткого создания состояла в том, что оно простыло, бегая за пивом для этого ненасытного эксплуататора в харчевню "Трех пискарей". Мальвина потеряла голос и не смогла петь, чтобы зарабатывать ему деньги. И это чудовище... о!.. заткнуло невинной глубокоталантливой девочкой, которая -вы только подумайте! - каждый день мыла уши и шею, нору крысы Шушеры.

  Противная крыса и ее крысенята отъели Мальвине голову!.. Но и это не все, глубокоуважаемые мальчики. Когда Пьеро, этот хрупкий лирик, не в силах сдержать своего горя, мягко и тактично упрекнул нашего жестокосердного хозяина, Карабас с такой злостью ударил его пивной кружкой, что от любимого массами поэта осталась куча тряпок и опилок вперемешку с осколками стекла. Умоляю вас, господа мальчики, покарайте этого губителя юности и палача радости самым беспощадным образом, иначе всех нас постигнет столь же ужасная участь...

  Даже безстрастный Научный Мальчик был потрясен рассказом Буратино. Зажав в руке большой блестящий циркуль (и откуда он у него вдруг взялся?), Профессор решительно шагнул вперед и встал плечом к плечу с Задирой.

  - Вот-вот, каждый раз одно и то же, - печально усмехнулся Карабас Барабас.

- Ну что же, стреляйте! Чего там, сбросьте с высокой скалы, закопайте в землю старого Карабаса! Ему не привыкать! Я уже устал, я не в силах опровергать все, что успевает сочинить про меня этот неутомимый бездельник. Вот вам мой второй глаз, выбивайте его - мне просто противно смотреть на этот мир, в котором люди верят не собственным глазам, а тому, что им внушают всякие болтуны и обманщики.

  Задира опустил рогатку, Научный Мальчик незаметно спрятал циркуль.

  Молчание длилось довольно долго.

  - Послушайте, гражданин Карабас, - начал Задира. - Я готов верить своим глазам, но если вы и вправду скормили крысам Мальвину, а Пьеро обратили в кучу опилок, то... Учтите, я тоже читал книжку...

  - Что ж, идемте, - тяжело вздохнул Карабас. - Вы будете семьдесят пятой комиссией по проверке жалоб на меня. Судя по всему, не последней. Идемте.

  И, прикрывая рукой подбитый глаз, великан тяжело зашагал по дороге. Очень скоро мы уже стояли возле дверей красивого, но изрядно облезлого здания. "Королевско-императорский кукольный театр имени черепахи Тортилы" – крупно было написано на фронтоне.

  Трепетно открыли мы двери, ожидая, что нас встретит могильная тишина и забрызганные кровью стены. Встретил нас на редкость веселый гам. По коридору вслед за огромным многоцветным мячом несся с лаем пудель, за ним с хохотом мчались несколько почти неодетых кукол. На нас, как и на хозяина театра, никто не обратил внимания.

  - Видите, какова в театре дисциплина, - горько вздохнул Барабас. - А ведь сейчас репетиционные часы! Этот пудель целыми днями готов гоняться за мячом, между тем из него мог бы получиться отличный трюковый артист - прекрасная реакция, хорошо координирован, но когда не любят трудиться... С тех пор как Артемон одолел (вовсе не один, как обычно считают!) двух старых бульдогов, он стал совершенно несносен. Ест только пирожные, работать не хочет, лает в рабочем помещении; однако попробуйте объявить ему выговор - такой вой поднимает, что сразу же сбегается дюжина корреспондентов. Так вот и работаем.

  В это время из-за дверей с табличкой "Костюмерная" до нас долетел девчоночий голосок, твердивший на одной пронзительной ноте: "Не буду!.. Не буду!.. Не буду!.."

- Вот, можете полюбоваться, - кивнул на дверь Карабас. – Очередное представление той, которую я скормил крысам.

  Мы открыли дверь. Возле столика, уставленного разноцветными пузырьками и коробочками, перед огромным, хотя и несколько облезлым, зеркалом сидела в коротенькой нижней юбочке красивая девочка с голубыми волосами. Возле нее, просительно склонившись, стояли две пожилые женщины с какими-то кружевными и шелковыми тряпками в руках. Девочка, зажмурив глаза и заткнув пальцами уши, дробно топала каблучками красивых розовых туфелек и твердила капризным голосом: "Не буду!.. Не буду!.."

  - Чем не угодили "принцессе" на этот раз? - спросил Карабас у старушек.

  - Да костюм вот... - виновато ответила одна из них.- Мы уже в пятый раз перешиваем.

  - Хоть десять перешивайте! - Девочка подняла длинные, слипшиеся от туши и слез ресницы. - Я чужих обносков носить не буду! Не буду!.. Не буду!.. Я вам не Эльвирка какая-нибудь! Обо мне вздыхают на всех языках мира, и я не позволю, чтобы меня превращали в огородное пугало! Не буду!..

  - На что, хотел бы я узнать, мы купим новые костюмы, если из-за твоих капризов у нас только в этом квартале сорвано восемь спектаклей? Нам, между прочим, пришлось вернуть за них деньги публике. До последней

копеечки.

  - Если вы не отберете в новом спектакле роль у этой бездарной кривляки Эльвирки, вам придется возвращать деньги каждый день.

  - Золотко! В спектакле этом две героини, не можешь же ты играть обе роли сразу!

  - Ах, ах, ах, какая трогательная беспомощность! Я сейчас заплачу от жалости! Да скажите вы автору выбранной вами бездарной пьесы, чтобы он вторую героиню просто вымарал! Понимаете? Вы-ма-рал! Зрителей изжога мучает от кривляний этой интриганки.

  - Видите, к чему приводит популярность, - развел руками Карабас. - И в таких вот условиях я должен создавать высокое искусство! Не крутись я от зари до зари, как загнанная лошадь, они все уже протянули бы ноги с голоду... Если бы нас в довершение всего не посадили на хозрасчет! Раньше хоть дотации спасали. А возьмите проблему репертуара. Кто пишет сейчас для кукольных театров? Подающие надежды и не оправдавшие надежд. Маститые все давно переключились на телевизионные сериалы... Нет, скорее бы уж на пенсию! Выхлопочу садовый участок - только вы Карабаса и видели. Буду играть в домино и пить чай с собственной малиной.

  - Ну, а где Пьеро? - сберегая последние остатки подозрительности, спросил Задира.

  - Ах да, где действительно эта любимая массами жертва? Извольте заглянуть сюда.

  Комнатка, в которую мы вошли, была небольшой и неряшливой. На стенах висели какие-то малиновые и оранжевые марсианские пейзажи вперемешку с пыльными сетями паутины, а также двумя портретами: древнегреческого философа Платона и певца Валерия Леонтьева... На столе из груды исписанных бумаг пялился бездонными глазницами череп. Возле стола, закрыв глаза и бормоча что-то нараспев, вышагивал туда-сюда живой и невредимый Пьеро. Рукава его пестрой заношенной блузы волочились за ним по давно не подметавшемуся полу.

  - Здравствуйте, - сказали мы и замялись, потому что спрашивать у Пьеро, не превратили ли его случайно в кучу тряпья и опилок, было вроде бы излишним.

  - Что такое? Откуда делегация? - недовольно спросил Пьеро, останавливаясь и открывая глаза. - Я же тысячу раз просил не тревожить меня, когда я наедине с музами.

  - Между прочим, - сухо заметил Карабас, - сейчас идет репетиция, "наедине" с которой вам тоже полагалось бы побыть хоть немного.

  - Вам, видимо, мало, господин Барабас, того, что вы изо дня в день унижаете мое достоинство, заставляя выступать в ролях официантов и стражников, вы еще имеете жестокость ежеминутно напоминать мне об этом! Ах, какая ужасная мигрень! Какая невыносимая стенокардия! Не волнуйтесь, господин Барабас, скоро я избавлю вас от необходимости меня травить и преследовать, врачи уже однажды выдавали мне бюллетень, я вам его тогда показывал. Моцарта отравили, Пушкина застрелили, меня вы изведете мелкими придирками...

  Пьеро достал из кармана пакетик, медленно высыпал в рот какой-то розовый порошок и жестом попросил подать ему со стола стакан с водой. Задира торопливо выполнил просьбу. Но на Карабаса Барабаса мигрень и стенокардия особого впечатления не произвели.

  - Если бы вы не тратили столько времени на никому не нужное э-э сочинительство, а работали бы, как Образцов и Моисеев, вам, может быть, поручали бы роли принца Датского и Офелии, пока же вы и с ролями официантов справляетесь крайне посредственно. Да к тому же постоянно нарушаете трудовую дисциплину.

  - Вот видите, - сказал Карабас, выходя с нами в коридор - Но говорить с ним бесполезно, а уволить нельзя: Мальвина разнесет весь театр. Еще бы, каждая строчка его стихов воспевает ее красоту и гениальность.

 

  Восславь, моя грустная лира,

Красу неземную Мальвины

Не стоит кривляка Эльвира

Мизинца ее половины

Летит по бескрайнему миру

Крылатая слава Мальвины,

Про эту ж кривляку Эльвиру

Ни слуху нигде, ни помину...

 

До позднего вечера молча брели мы по дороге. Видимо, опасаясь насмешек, Задира ушел вперед и даже не оглядывался. Да, нелегко, оказывается, восстанавливать справедливость, защищать обиженных! И потому, наверное, прежде всего, что не введено особой формы для обиженных и обидчиков. А ведь как было бы удобно и для странствующих рыцарей, и для странствующих оруженосцев, если бы обидчики ходили все, допустим, в черной одежде, а обиженные - в розовой или голубой. И голову ломать не требовалось бы. Видишь - идет навстречу старик в черной куртке, готовь рогатку. А если показалась девочка в розовом платьице - доставай

конфету.

  Научный Мальчик заверил меня, что со временем электронно-вычислительные машины по сумме мельчайших, внешних признаков научатся давать быстрый и безошибочный ответ на этот вопрос. Тогда наконец-то рыцарское дело будет поставлено на серьезную научную основу, а пока... Пока нас ждал новый день пути и новое, по-настоящему опасное приключение.

 

скачать книгу Посвящение в рыцари